Автор: Владимир Элькин, кандидат медицинских наук, психотерапевт, музыкальный терапевт, член Арт-терапевтической ассоциации.
В период Перестройки я начал работать в детском психологическом центре с детьми и их родителями, используя цвет, картины и музыку. Я обнаружил, что дети прекрасно проходят тест Люшера. Их цветовыбор и цветовыбор их родителей связаны: проблемы родителей передавались детям. Я играл на рояле и на синтезаторе детям и их несчастным родителям и просил их слушать, закрыв глаза. Это называется пассивной музыкотерапией. Дети рассказывали об образах, которые видели, и я понял, что любой ребенок – высокоодаренное существо.
Также, в рамках активной музыкотерапии, я предлагал им играть спонтанно на музыкальном инструменте вместе со мной. Я спрашивал детей, что им больше нравится: слушать или самим играть? Большинство говорило – играть самим. Спонтанные импровизации выражали эмоции, снимали тягостное состояние и гармонизировали их. Слушая импровизации, я понял, что все дети гениальны. Девочки, не умеющие играть, начинают играть на пианино, синтезаторе – поразительная, прекрасная музыка напоминает мне исполнение Михаила Ивановича Глинки. Вот девочка талантливо импровизирует на фоне "Лунной сонаты"; вот мальчик, перенесший энцефалит, импровизирует так, что психолог-математик приезжает послушать его игру… Дети видят поразительные образы, если слушают наилучшие мелодии, закрыв глаза.
Реклама

Я стал понимать: мы гениальны три раза в жизни:
- Когда мы спим;
- Когда мы дети;
- Когда слушаем замечательную музыку, закрыв глаза.
Дети выбирали изображения животных – у меня был альбом с изображениями собак разных пород. Там же был приведен психологический портрет этих собачек. Оказалось, что выбранные собачки походили на детей, которые их выбрали, а описание характера собачек совпадало с характером ребенка, сделавшего выбор.
Эта работа закончилась, когда дети утащили мой альбом.
Дети и родители
Часто дети имеют симптом, в котором воплощаются проблемы их родителей. Ко мне пришли маленький мальчик и его грузная, мрачная мама. Она измучена поведением мальчика и ее мрачное лицо говорит: "Я помучилась, а теперь помучайся ты".Мальчик все время шкодил. Он маленький, хорошенький, но все время что-то хватал: мои картины, рисунки, ноты. А я схватил его, как большого шкодливого котенка, и носил по комнате. Время встречи истекло. Они ушли, а я с ужасом ждал новой встречи. Вот они снова пришли. Я посадил его за синтезатор и его ручки стали летать по клавишам. В поразительном звуковом послании он выразил все свои обиды, чувства. Психологи сбежались слушать эту удивительную игру. Он закончил импровизацию, успокоенный и умиротворенный. Он выразил себя и избавился от того, что его мучило. Теперь он не мешает мне, и я могу пообщаться с его оторопевшей мамой. Раньше он просто не давал мне поиграть для нее и для него. Теперь, выразив себя в поразительной импровизации, он успокоился и стал тихим. Я не терял время и сыграл маме много чудесных мелодий. Все они говорили одно: "Жизнь прекрасна и все будет хорошо". Они ушли, обнявшись, счастливые и лирически расслабленные, а я был просто счастлив. Музыкотерапия – это реальность.
Энурез.
Я играю на синтезаторе детям с энурезом, они слушают, закрыв глаза, а потом рисуют увиденные образы. Часто встречается изображение моря – сначала бурное море, буря, корабли пытаются спастись. Второй рисунок – море спокойное. И вот заключительный сеанс, за это время симптомы исчезли – возможно, вода ушла в морские рисунки.
На сеансе мальчику с энурезом я играю мелодию Шуберта. Я вижу эту мелодию так: кто-то идет, горы, облака и кто-то спускается по радуге. Так вижу музыку я. Ребенок, высунув язык, старательно рисует цветными карандашами: он изобразил синие камни, домик, по камням идет китаянка в тапочках. А в середине двора – фонтанчик. Да это же прощание с энурезом, он исчез!
Подобных сеансов было много.
Заикание.
Девочка заикалась. Я попросил маму поговорить с учительницей и попросить ее хвалить девочку. Восхищался ее рисунками и говорил, что подобного я не видел. Собирался занятья гипнозом, но оказалось, что заикание исчезло.
Вспоминается и такой случай – ко мне с проблемой заикания пришла девочка – дочка завуча. Мама заметно заикалась и критически относилась к моим усилиям. Девочка прекрасно работала с картинами и музыкой. Темные цвета в ее цветовыборе исчезли, цветовая гамма стала оптимистичной, яркой.
Оставшись с ней один на один, я спросил девочку: "Кого ты боишься? Неужели учеников? Но это же двоечники!" (мне понятно, что она опасается мамы-завуча – она получает пятерки, а маме нужны шестерки). "Ты боишься учителей?" – добавил я, как будто меня это только что осенило. "А чего их бояться – это же неудачники, которые не попали в другие вузы и с горя пошли преподавать бестолковым детям". Девочка радостно хихикнула.
Через неделю появилась мама и сказала, что ее дочка почему-то перестала заикаться. "Как это "почему-то" – возмущенно зашумел я, – "Перед вами специалист по борьбе с заиканием. Благодаря моей прекрасной работе девочка перестала заикаться. Проблема была снята и мы просто радостно послушали музыку, импровизировали и наслаждались одаренностью ребенка, которая вспыхивает в процессе арт-терапии и музыкотерапии".
Однажды я решил проверить постулат "смеющийся не заикается", когда работал с мальчиком-заикой. Я спросил его: "Как тебя зовут?". "С-с-с-с-сережа",- ответствовал ребенок. Я пощекотал его, и он, смеясь, воскликнул "Сережа"! Новая доминанта разрушала патологическую доминанту.
Воздействие образов, мелодий, установок, поведенческая терапия приводили к результату, помогая решить проблему детей, которая их беспокоила. А гениальность детей подсказывала, как им помочь.
Источник