Из нее вы узнаете:
- Каково это — не просто выживать, но руководить клиникой, вести научные исследования и писать книги на американских горках собственного настроения, когда сегодня ты готов перевернуть мир, а завтра жалеешь о том, что родился. Здесь вы найдете предельно откровенный рассказ от первого лица.
Реклама
Даже в скучных людях начинаешь видеть что-то интересное. Переполняет чувственность. Желание соблазнять и соблазняться становится непреодолимым. Захватывают ощущения эйфории, легкости, власти, уверенности, почти всемогущества.
Но в какой-то момент все меняется. Мысли становятся слишком быстрыми, их уже слишком много. Ясность сменяется растерянностью. Память спотыкается. Живой интерес на лицах друзей сменяется беспокойством и тревогой. Все, что раньше шло как по маслу, теперь дается с трудом.
Ты раздражителен, напуган, едва держишь себя в руках, блуждаешь в самых темных чуланах собственного разума. А ведь раньше ты даже не догадывался об их существовании. Эта пытка длится и длится, безумие плетет сети собственной реальности.
- Как понять, что это не просто ужасное настроение, а серьезное заболевание, и вам стоит обратиться к психиатру? Чем человеку с психическим расстройством может помочь психотерапевт? Автор во всех деталях объясняет, как ей удалось распознать болезнь и справиться с ней.
По сколько часов я сплю? Трудно ли мне сосредотачиваться? Бываю ли я болтливее, чем обычно? Говорю ли иногда быстрее, чем обычно? Просил ли кто-либо меня говорить медленнее, потому что не мог меня понять? Было ли у меня желание говорить без остановки?
Чувствовала ли я необычайный прилив энергии? Говорили ли окружающие, что они за мной не поспевают? Брала ли я на себя больше дел, чем обычно? Ускорялись ли мои мысли до такой степени, что мне трудно было за ними уследить? Чувствовала ли я себя беспокойной, взбудораженной? Более сексуальной? Тратила ли я больше денег? Действовала ли импульсивно?
Бывала ли более гневлива и раздражительна? Казалось ли мне, что у меня есть особые силы и способности? Видела или слышала ли я то, чего не замечали другие? Чувствовала ли я странное ощущение возбуждения во всем теле? Бывали ли у меня такие симптомы раньше? Были ли подобные проблемы у кого-то из родственников?
Я стала объектом очень тщательного психиатрического исследования. Вопросы были мне знакомы, я сотни раз задавала их сама. Но как пугающе было на них отвечать, не понимая, чем все это может закончиться; осознавать, как это обескураживающе — быть пациентом.
- Что общего между манией и творчеством? Случайно ли, что столько гениальных, знаменитых людей страдали психическими заболеваниями?
Пылкость и страстность (по крайней мере, поначалу) не казались чем-то ужасным. Они здорово помогли мне в карьере, не говоря уже о том, что добавляли пикантности в мою личную жизнь. Эти стороны моего характера вдохновляли, побуждали меня писать, исследовать, выступать. Благодаря им я стремилась сделать мир лучше.
- Как строить карьеру в академической психиатрии, где царствуют мужчины, если ты женщина, и более того, женщина с психиатрическим же заболеванием? Трудно ли найти свою любовь и создать счастливую семью, если ты совсем не вписываешься в общепринятые представления о женственности, да и вообще ни в какие рамки?
Мания, напротив, кажется более подходящей мужчине: деятельному, энергичному, пылкому, агрессивному, рискованному, самоуверенному — мечтателю, несогласному стоять на месте. Но оба пола в равной степени подвержены маниакально-депрессивному психозу.
Глист, старший научный сотрудник, получил свое прозвище за скользкий и скрытный нрав. Высокомерный, чопорный, он не был наделен ни интеллектом, ни эмоциональностью. Он думал о женщинах как об обладательницах бюста, а не ума, и его раздражало, что у большинства из нас было и то и другое.
Он был убежден, что женщины, выбравшие путь академической медицины, от природы ущербны. У меня всегда было ощущение, что он считал меня чем-то вроде мутанта, но не безнадежного, ведь благодаря не самой худшей внешности я еще могла спастись, удачно выйдя замуж.
- И, в конце концов, она прекрасно написана! Ярко, искренне и весьма остроумно.
Так что я остановилась на лошади. Я приобрела самую упрямую и нервную лошадь из всех возможных, лошадь с характером Вуди Аллена, только не такую веселую. Воображение рисовало мне прелестную картину: лошадь, едва меня завидев, навострит уши, радостно заржет, подбежит ко мне и будет тереться о бриджи, выпрашивая сахар.
Вместо этого я получила крайне беспокойное, слегка хромое и не слишком умное животное. Она пугалась змей, ящериц, людей, собак, других лошадей — в общем, всего, что встречала на своем пути.
При этом она вставала на дыбы и неслась куда глаза глядят. В этом была некоторая польза: когда я скакала на ней, то была слишком испугана, чтобы чувствовать себя депрессивно. А когда я чувствовала себя маниакально, я ничего не боялась, и безумные скачки мне вполне подходили.
Покупка лошади была не только безумным, но и неимоверно дорогим решением. Гораздо проще было бы взять эти деньги и просто скормить их лошади.
Кроме подков и упряжки ей требовался регулярный прикорм в виде специальных гранул, которые оказались дороже хорошего бренди, а еще специальная ортопедическая обувь, чтобы избавиться от хромоты (по крайней мере, попытаться это сделать). По сравнению с этой обувью Гуччи казался пустяком, и постепенно я дошла до понимания, почему людям иногда хочется пристрелить торговца лошадьми, а потом и саму лошадь. В конце концов, мне пришлось признать, что я всего лишь аспирантка, а не доктор Дулиттл, и даже нисколько не Рокфеллер. Я продала лошадь и вернулась к лекциям.
